Любое суждение по поводу произведения искусства – оставим в стороне виды его и жанры – может оказаться бессмысленным и неуместным. Искусствоведческий взгляд со стороны вряд ли может что-то добавить или прояснить в акте самовыявления художника или рефлексии зрителя.
Ню – неизменная тема в изобразительном искусстве, ибо что может быть более привлекательным и красивым, чем человеческое тело. Телесность – она ведь форма, избранная Творцом. «Нагими мы приходим в этот мир…». Телесность фигуративной графики Елены Щёкиной, с одной стороны узнаваема, что свидетельствует о вполне сформировавшейся собственной эстетике художницы: свободный размашистый мазок, предумышленная портретная неотчётливость (тут мы имеем дело скорее с человеческой формой, нежели с изображением), скупость в подборе цветовой гаммы, граничащая с монохромностью.
Предвидя упрёки в некоей тематической повторяемости, отмечу, что тема открытой телесности сегодня в пост-постмодернистсткую эпоху, приобрела новое звучание: телесно-пластическая выразительность разрушила диктатуру слова, свидетельствами чего, если выйти за пределы живописи, является феномен постдраматического театра, авангардистские эксперименты в области хореографии: от Дункан до Пины Бауш. Так что Щёкиной, недаром она как теоретик искусства исследует авангардные формы, не откажешь в наблюдательности и умении ощутить ритмическое своеобразие пульса времени.
Что же касается доморощенной критики, то посоветую Елене лучше и вовсе не обращать на неё внимание. Иначе действительно придётся каждую из её ню снабдить «томиком, например, поэзии», как советует ей пуританка-критикесса. Впору вспомнить Мольера: «Да крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть». А что до «вздымающегося» мужского начала, то это, как правило, удел пыщавых тинейджеров, подглядывающих в окно женской бани. У художественной выставки иные цели. И ставит их перед собою сам художник, судить которого, как рекомендовал классик, следует сообразно его собственным законам. И если исходить из этого, то графические работы Щёкиной представляются мне убедительными, а формы, избранные для их реализации – художественно оправданными.
