Искусство ремесленника является второй натурой для Фолкера Кюна, который начал свою карьеру в качестве подмастерья плотника в традиционной деревенской мастерской Ворпсведе, одной из колыбелей немецкого экспрессионизма конца 19-го века. После этого он изучал скульптуру в Бременской академии искусств, был удостоен премии Сената города Бремена в 1974 году и получил заказ на инсталляцию зеркальных объектов в Морской академии. С этого момента одна за другой начались выставки практически на всех континентах. Кюн был продвигателем и, возможно, даже изобретателем «миниграфики», миниатюрных гравюр размером не больше почтовой марки, высоко ценимых и с жадностью собираемых коллекционерами в разных уголках планеты – от Монте-Карло, до Токио и Лос-Анджелеса.
Несмотря на то, что Кюн создавал объекты в коробках с ранней юности, мастерски выпиливая футляры из клееной фанеры, на некоторое время он сконцентрировал свое внимание на «Световых объектах», миниатюрном зеркальном зале, создающем у зрителя иллюзию нахождения внутри калейдоскопа. За этими объектами последовали коробкоподобные пространства, заполненные различными материалами, начиная от древесных опилок и заканчивая бумажными вырезками, затем были открытые пространства, включающие в себя домашние приспособления, например водопроводные краны, души или же разноцветные водосточные трубы. Объекты в коробках позволили Кюну получить его самый крупный заказ: украшение фасада универмага Вертхайм на бульваре Курфюрстендамм в Берлине, задание, с которым он справился с геркулесовым созидательным усилием.
Да и сам Фолкер Кюн геркулесовых пропорций. Вы не были бы удивлены, увидев его в львиной шкуре с палицей. Смех у него безусловно олимпийский: он разражается подобно ржанию жеребца и сотрясает все его существо до самого основания. Суть искусства в том, чтобы вытащить зрителя из состояния замкнутости. Объекты Фолкера Кюна являются примером того, как это происходит. Спонтанная реакция – чаще всего улыбка – превращается в созерцание. Улыбка затем возвращается, иногда растягиваясь до размеров ухмылки, и рождает следующий вопрос: Разве может человек выдумать такие гротескные ситуации? Поступая подобным образом, он эксплуатирует материалы на все сто процентов.
Кропотливая точность, с которой он монтирует микроскопические детали, формы, рисует и чертит, не имеет аналогов. Есть ли в нём что-то педантичное? Разумеется есть, а также что-то хаотичное! Вся его натура противоречива. В его руках бессмысленное внезапно обретает смысл. Оскар Уайльд как-то заметил: «Только тот, кто умеет мечтать, является реалистом», и эта фраза как нельзя лучше подходит Фолкеру Кюну. Он настойчиво отрицает, что является мечтателем. Так оно и есть. Его видения – это либо действительная реальность, либо видения, которые он превращает в действительность. Именно поэтому он твердо убежден, что бесполезно гадать, чем является на самом деле искусство и как оно возникает. «Просто творите» – это его девиз. Абсолютно правильный подход!
Фолкер Кюн напоминает сороку. Посещение его мастерской, недалеко от живописного Ганзейского города Бремена на севере Германии, позволяет окунуться в общирное собрание объектов всевозможных форм и самого невероятного происхождения. Начиная с самого детства, проведенного в колонии художников в Ворпсведе, он рылся в грудах старья, опустошал галантерейные магазины и пользовался обильными дарами природы в виде более прочных отходов, таких как скорлупа и раковины, галька, корни и ветки. Продукты цивилизации, начиная от зубочисток и заканчивая пластмассовой травой, для него такие же художественные материалы, как и более традиционные краска и гипс. Шли в ход также менее здоровые отбросы нашего «цивилизованного» бытия: окурки сигарет, крошки, использованные чайные пакетики, скомканные жестянки. Ничто не может утаиться от орлиного взгляда Фолкера. Но эта жадная страсть не рискует превратиться в хаос.
Плоды систематических поисков Кюна бережно хранятся в ящиках стенных шкафов, занимающих все пространство от пола до потолка, с этикетками: «СЛОНЫ», «ВЕРБЛЮДЫ», «ВАТЕРПАСЫ», «ПЕРЬЯ», «КОВБОИ», «ЖЕНЩИНЫ, крупные», «ПЛЮШЕВЫЕ МЕДВЕДИ», «ЗУБОЧИСТКИ» и т.д. и т.п. На самом же рабочем пространстве, там где объекты принимают свою окончательную форму и собираются в единое целое случайным образом, с максимальной сноровкой и мастерской точностью, царит беспорядок, если так можно выразиться «продуктивный хаос», хотя Кюн навряд ли бы согласился с таким легкомысленным определением.
Объекты Фолкера Кюна следуют традиции творений, окаймленных коробками и рамками, черпающих вдохновение в непрестанно поражающем воображение багаже соприкосновений сюрреализма, где взаимоотношения могут возникнуть между такими разными сущностями, как черепа и рояли, и где привычная реальность трансформируется, заставляя размягчаться часы или локомотивы бесшумно вырываться из камина.
Легким жестом, который обычно не ассоциируется у нас с искусством немецких художников, Кюн делает неоспоримые заявления, касающиеся человеческих трудностей, на удивление лишенные иронии и дидактизма. Его сюрреалистические фризы-рамы можно определить как «визуальный каламбур», который, подобно ребусу, интригует зрителя, даруя ему радость отгадывания загадки. Этимология слова «объект» – брошенный обо что-то или во что-то – является для нас приглашением к интеллектуальному подходу к его восприятию. Процесс узнавания, разрешения головоломки, проявляется в избавительном смехе или по крайней мере в сообщнической улыбке.
Кино, телеэкраны и жидкокристаллические дисплеи коварных Нинтендо и Тамагочи в огромной степени определили наше чувство зрительного восприятия. Метафорические шкафы Фолкера Кюна с выдвижными ящиками содержат атрибуты нашего суматошного общества, но процесс отбора, который он применяет, позволяет нашим глазам сконцентрироваться на самом основном, отфильтровывая послание, которое нам нужно для толкования наших ошеломляющих чувственных впечатлений и для выражения моральных и интуитивных суждений. Объекты – это призывы и напоминания: первые просят нас проверить нашу моральную ответственность по отношению к другим людям, окружающей среде, а также к нам самим; последние увещевают «Будь верен сам себе; тогда как вслед за днем бывает ночь, ты не изменишь и другим». Эти слова Полония, обращенные к сыну перед отъездом, выражают категоричное моральное повеление, которому мы должны следовать.
