Страна: Австрия
Режиссёр: Ульрих Зайдль
Актёры: Пауль Хофман, Екатерина Рак, Михаэль Томас, Мария Хофштэттер, Георг Фридрих
АРТХАУС ТРАФИК
www.arthousetraffic.com
представляет
Фильм-участник основной конкурсной программы Каннского кинофестиваля
Гран-при «Золотой абрикос» Международного кинофестиваля в Ереване
Ольга, медсестра из Украины, бросает свою семью, и отправляется на Запад, искать лучшую жизнь. В Австрии она устраивается уборщицей в дом престарелых.
Пауль, безработный охранник из Вены, отправляется на Восток и в итоге оказывается в Украине.
Он продает игральные автоматы и ввязывается в преступные разборки.
Они никогда не встречаются и даже не знают о существовании друг друга. Две истории о поисках счастья, материальной выгоды и темных сторонах сексуальности и смерти.
У Зайдля, бывшего документалиста, слишком личные взаимоотношения с правдой жизни. В «Импорте-экспорте» все взаправду: актеры непрофессиональные, австриец Пауль Хофман действительно безработный, а украинка Екатерина Рак действительно была медсестрой. Стариков играют настоящие пациенты клиники для престарелых.
ЗАЯВЛЕНИЕ РЕЖИССЁРА
«Своими фильмами я стремлюсь не развлекать людей, а взволновать их, даже задеть за живое. Мои фильмы критикуют не отдельных людей, а общество. Я считаю, что человек должен жить достойно. Если помимо того, что фильм доставляет удовольствие, он способен достучаться до людей, установить связь с их собственной жизнью, тогда он достиг многого. Я хочу, чтобы зрители в кинотеатре посмотрели в лицо самим себе».
Ульрих Зайдль
Ульрих Зайдль (режиссёр, продюсер)
Родился 24 ноября 1952 года в Вене, Австрия.
Режиссер многочисленных удостоенных призов документальных фильмов, таких как «Иисус, ты знаешь», «Модели» и «Животная любовь». Его творческий метод достижения максимально возможной подлинности и показа людей в самые личные моменты вызвал бурные споры.
Его первая игровая картина «Собачья жара» была награждена специальной премией жюри Венецианского кинофестиваля 2001 года. «Импорт-экспорт» — первый фильм, в котором Зайдль выступает и в качестве продюсера.
Избранная фильмография:
2007 Импорт-экспорт (Import/Export)
2003 Иисус, ты знаешь (Jesus, du weißt / Jesus, You Know)
2001 О положении в стране (Zur Lage / State of the Nation)
2001 Собачья жара (Hundstage / Dog Days)
1998 Модели (models / Models)
1995 Животная любовь (Tierische Liebe / Animal Love)
1992 Ожидаются потери (mit Verlust ist zu rechnen / Losses to Be Expected)
1990 Хорошие новости: о продавцах газет, дохлых собаках и других обитателях вены (Good News — Von Kolporteuren, toten Hunden und anderen Wienern / Good News — On Newspaper Vendors, Dead Dogs and other Viennese)
ДНЕВНИК СЪЕМОК
26-й съемочный день. Зима 2006. Восточная Украина. Температура воздуха -20 — 30С.
Во время съемок я видел Зайдля улыбающимся и счастливым два раза. Первый раз, когда нас застиг буран во время съемок в Кошице, и мы едва могли разглядеть свои руки. Второй раз — в восточной Украине, где были снежные заносы и 30 градусов мороза. Все были на пределе, только один человек был счастлив — Зайдль.
34-й съемочный день. Красный бар в гостинице «Закарпатье. Ужгород, Западная Украина
Поскольку Зайдль настаивает на том, чтобы все места натурных съемок оставались такими как есть в том, что касается атмосферы и людей, — нам пришлось снимать в этом баре, когда там было полно посетителей. Зажатые между украинскими хулиганами и коррумпированными полууголовными охранниками, мы снимали два вечера, а люди оскорбляли нас и угрожали нам. Однажды нам даже пришлось вызвать полицию, которая немедленно потребовала денег за то, что избавит нас от пьяных хулиганов, которые нас терроризировали. Зайдль, сосредоточенный на съемках, практически этого не заметил и, как и во время бурана при 30 градусах мороза, счастливо улыбался. В третий раз.
42-й съемочный день. О том, как украинцы никогда не заливают бак полностью
В машинах часто кончается бензин, потому что мы снимаем дольше, чем заранее планировалось. Однажды Зайдль стал топать ногой как сказочный гном, потому что в мотоцикле кончился бензин. Он не понимал, что, сколько бы денег я не дал бы ответственному за транспорт, тот зальет в бак максимум один литр и прикарманит оставшиеся деньги. В бедной восточной Украине заливать в бак минимум — традиция, которую ничто не может победить. И уж конечно не желание австрийского режиссера.
45-й съемочный день. Енакиевский сталеплавильный завод и мафия
Одним из наших любимых мест съемок был сталеплавильный завод в Енакиеве. Чтобы получить разрешение снимать там, нам пришлось договариваться напрямую с донецкой мафией. После бурной дискуссии с одним из местных ее боссов, сопровождавшейся обильными возлияниями, которые пагубно сказались на моем здоровье, нам удалось получить разрешение. Но, как часто бывает с Зайдлем, незадолго перед началом съемок он решил вообще не использовать эту натуру и просто отменил съемки там. Босс не мог этому поверить. Только когда мы заплатили за аренду (неиспользованной) натуры, добавив к этому бутылку отличного бренди, он пообещал не убивать нас, если мы больше не будем попадаться ему на глаза.
47-й съемочный день. Отключение отопления при 20 градусах мороза
В восточной Украине мы нашли квартиру для героини фильма Ольги. Как и во многих домах в восточной Украине, там было центральное отопление. То есть государство включало и отключало отопление. Нам повезло: в квартире было теплее, чем обычно. Но поскольку Зайдль хотел видеть дыхание людей, как когда мы собирали материал, нам пришлось добиться разрешения владельцев на перекрытие труб, чтобы отключить отопление. Многие дни хозяева квартиры были убеждены, что мы сумасшедшие: кто еще станет отключать отопления при 20-градусном морозе? После бурных споров они наконец согласились дать Зайдлю замерзнуть.
51-й съемочный день. Кастинг собак в доме престарелых
Несмотря на то, что я был убежден, что съемки уже не могу быть труднее, Зайдль настоял на том, чтобы рядом с фельдшером Анди была собака. А поскольку Зайдль никогда не приглашает профессиональных актеров, собака тоже, разумеется, должна была быть любительницей — о дрессированной собаке не могло быть и речи. Мы прочесали территорию заведения в поисках медсестер, врача и вспомогательного персонала, у которых была бы собака. Мы организовали то, что можно было бы назвать собачьим кастингом. Собака, которую мы в итоге выбрали, вогнала нас в стресс больше, чем что-либо еще, но в результате она появляется в фильме только в двух сценах.
57-й съемочный день. Масленичный вторник в доме престарелых
Самым сложным во всех съемках в доме престарелых был праздник в масленичный четверг. Привести всех престарелых пациентов из разных палат на место съемки, одеть их и загримировать, скоординировать наше расписание съемок с их расписанием питания, убедить персонал сотрудничать или, по крайней мере, успокоить их — всё это на фоне вальса Штрауса, играющего часы напролет, — это был сизифов труд. Из всех наших съемочных дней в этом заведении этот был самым утомительным, самым трудным, самым сложным в плане организации и потребовал наибольшей деликатности в получении разрешений. Нам редко удавалось полностью выполнить дневной план съемок. Более того, иногда мы были рады, что хоть что-то удалось снять! Такого рода вещи не производят на Зайдля впечатления. Спустя месяцы мы снова снимали все эти сцены, потому что Зайдлю не понравился материал. Я знаю его. Я мог это предсказать.
62-й съемочный день. Господин Коллер и жареная свинина.
Один трудный пациент — господин Коллер — соглашался сотрудничать с нами, только когда был включен телевизор. Часами он лежал на боку в постели, его нос был в сантиметре от экрана, потому что он был почти слепым, звук был включен на полную мощность, потому что он плохо слышал. Если мы просили его выключить телевизор или сделать потише звук, ответом был истошный крик. Господин Коллер вопил, господин Коллер орал. Это было невыносимо. Затем появился Зайдль. Он поговорил с ним и обещал в следующий раз принести жареной свинины. С этой минуты господин Коллер все время спрашивал о господине Зайдле, принесет ли тот еще жареной свинины. Телевизор перестал быть проблемой. Жареную свинину он ел по ночам, когда все остальные спали.
68-й съемочный день. Дорогой Святой господин Ульрих
Как только кто-то входил в комнату, старая и прикованная к постели фрау Шламм начинала молиться. «Святой Антоний, заклинала она, — пожалуйста, пожалуйста, перенеси меня в сад моих родителей. Пожалуйста, перенеси меня на автобусную остановку, чтобы я могла поехать туда на автобусе. Пожалуйста, святой Антоний, родители расплатятся с тобой — они дадут тебе много фруктов». После двух дней съемок она молилась: «Дорогой господин Ульрих, пожалуйста, перенеси меня на автобусную остановку, чтобы я могла поехать на автобусе к родителям. Пожалуйста, пожалуйста, дорогой господин Ульрих…»
Фрагменты дневника съемок Клауса Придинга, ассистента режиссера и продюсера
ИНТЕРВЬЮ С РЕЖИССЕРОМ
- «Импорт-экспорт» был трудный проектом: на Украине вы снимали при 30 градусах мороза, в Австрии — среди умирающих. Вы работали на пределе физических и психологических возможностей или это были нормальные условия?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: У каждого фильма свои законы, и в каждом из них для меня есть свои трудности. Но экстремальные условия редко отпугивают меня. Я считаю, что напряженные и экстремальные сцены и образы могут быть созданы только в экстремальных и напряженных условиях.
- Ваш фильм рассказывает о трудовой миграции между Востоком и Западом. Что поразило вас сначала — импорт или экспорт?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Экспорт. Замысел этого фильма возник, когда я работал над другой картиной. Собирая материал для документальной ленты «О положении в стране», я познакомился с большой семьей рабочих, где все были безработными. С тех пор я часто думал о том, чтобы использовать их историю как основу для художественного фильма. Что касается импорта, я много лет хотел снять фильм в Восточной Европе, потому что ощущаю большую близость с живущими там людьми. Поэтому я начал писать истории, действие которых перемещается с Востока на Запад и с Запада на Восток.
- Исполнители двух главных ролей — актеры или снова непрофессионалы, как в вашем последнем фильме «Собачья жара»?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Ни один из исполнителей главных ролей раньше не появлялся перед камерой. В реальной жизни Пауль Хофман, австриец, очень похож на роль, которую он играет. Он тоже безработный, болтается без дела, ищет любовь и скандалит. Украинка Екатерина Рак была медсестрой и играет медсестру в фильме. До этой роли она никогда не была на Западе и не планирует жить здесь и сейчас.
- В фильме два главных героя не встречаются. Почему?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Вообще-то они должны были встретиться на границе, но не разговаривать друг с другом. Так было в сценарии, и, я думаю, так было бы в любом сценарии. Однако незадолго перед съемками я решил, что не хочу, чтобы в фильме были какие-либо физические границы, поскольку в любом случае они постепенно перестают существовать. В отличии от границ внутри общества, которые остаются.
- Вы снимали фильм в течение двух зим. Вы два года монтировали его и целый год подбирали актеров. Почему вы так долго работаете над фильмами?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Потому что я всё делаю довольно медленно. (Смеется). Нет, серьезно: мои сценарии — только схема того, что надо снимать. В какой-то момент фильм начинается, и я со своей съемочной группой пускаюсь в путь. У него есть пункт назначения, но никто не знает, какую дорогу придется пройти, чтобы попасть туда. Это развивающийся процесс, он часто прерывается, потому что я просто не знаю, что делать дальше.
- «Импорт-экспорт» — игровой фильм, снятый так, что временами он очень похож на документальный…
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: В этом смысле «Импорт-экспорт» более документален, чем «Собачья жара», поскольку в значительной степени он был снят на реально существующей (а значит, документальной) натуре и в реально существующем мире. То есть в двух настоящих больницах, настоящем бюро по трудоустройству, настоящих салонах секса по Интернету и домах престарелых.
- Кстати, о домах престарелых: здесь вы тоже перемешали актеров с реальными пациентами. Трудно было снимать умирающих?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Трудности возникали только с чиновниками и персоналом, которые делали всё, чтобы препятствовать моему проекту, — безусловно, из-за многочисленных скандалов, связанных с австрийскими заведениями для престарелых, и ущербу, нанесенному этими скандалами их репутации. За несколько месяцев до съемок мы начали проводить время с пациентами. Например, актриса Мария Хофштэттер несколько месяцев работала в приюте для престарелых дважды в неделю в ночную и дневную смену. Для пациентов, по крайней мере для тех, кто это осознавал, съемки были желанной переменой в их унылой, похожей на тюрьму повседневности.
- Ваша первая полнометражная картина получила большую специальную премию жюри в Венеции. Успех что-то изменил? Он изменил то, как вы работаете?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Не думаю. Для меня создание фильма всегда процесс, требующий усилий, и он часто бывает очень мучительным. Я не облегчаю жизнь себе и своим сотрудникам, и каждый фильм — это приключение, за которое надо изо всех сил сражаться. У меня нет рецепта успеха. Мой следующий фильм может оказаться катастрофой.
- Эд Лахман, один из двух операторов, которые снимали «Импорт-экспорт», назвал вас моральным режиссером, но не моралистом. Вы согласны?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Своими фильмами я не стремлюсь развлекать людей, я хочу достучаться до них, быть может, даже сильно взволновать. Мои фильмы критикуют не отдельных людей, а общество. И у меня есть свое представление о том, какой должна быть достойная жизнь. Если фильм не только доставляет удовольствие, но и пробивает брешь в зрителе и устанавливает связь с его собственной жизнью, значит, фильм многого добился. Я хочу, чтобы люди в кинотеатре посмотрели в лицо самим себе.
- Вы не укладываетесь в шаблон классического режиссера, ориентированного на социальную критику. Вы показываете, но не судите.
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Я не обладаю идеологией того, как сделать мир лучше. Я никогда не сужу отдельного человека. Я пытаюсь бескомпромиссно смотреть на жизнь. Я считаю, что реальность задевает за живое всех нас со всеми нашими страхами и желаниями: страхом смерти и желанием любви.
- Часто темой споров становится пессимизм вашего творчества. Однако в ваших фильмах присутствует и юмор…
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Юмор часто делает ужасное, неизбежное более выносимым. И я всегда ищу места, где трагедия и комедия перекрывают друг друга. Что касается пессимизма, я не думаю, что оптимисты обязательно более конструктивны, чем пессимисты, поэтому их не следует считать лучше. Глядя на мир открытыми глазами, я не могу не быть пессимистом. Но как и всякий пессимист, я также вижу и красоту.
- «Импорт-экспорт» — фильм, который шокирует, но его можно и назвать вашим самым гуманистическим фильмом на данный момент. Вы стали мягче и мудрее?
УЛЬРИХ ЗАЙДЛЬ: Надеюсь, что мудрее, но не мягче. Но все мои фильмы — плод моего гуманистического взгляда на мир, даже если они нервируют, провоцируют или шокируют.
