«ОДЕССКИЙ СТОУНХЕНДЖ»
Одесскому двору, одному из моих воспитателей, посвящаю.
Мне повезло. Нет, я не родился в Тибете и не стал буддийским монахом, я родился в Одессе и вырос во дворе на Молдаванке. Поэтому лучше всего меня поймут одесситы, которым повезло так же как и мне. У одесского ребенка был особенный, одесский двор. В нашем детстве были совершенно необычные, никогда более в жизни не встречающиеся, тяжело сопоставимые с чем-либо по значимости подвал и пожарная лестница, ведущая на чердак, «главное дерево», водопроводный кран. С него и начнем.
Сознательно не упомянул жильцов двора в приводимом перечислении: это очень отдельная и очень большая тема. Все они – одесситы, но в каждом дворе – хоть чуточку разные. А главное – слава Богу, они еще есть.
Однажды меня спросили, за что я так люблю Одессу. Ответил навскидку и для себя навсегда: Одесса научила меня радоваться жизни. Со всеми вытекающими последствиями – прививка толерантности в молдаванском дворе, константы верности, чести и дружбы, первая любовь (пусть и в пять лет, но урок на всю жизнь). Никогда не предам этот город. Никогда.
В моем дворе тоже была беседка, качели, кран, вечно ремонтируемый автомобиль. Вообще, мой двор казался мне самым лучшим до очень недетского возраста. Когда его не стало, начал искать знакомые черты в других дворах, которые давно перестали быть чужими, просто другими, но близкими.
Часто первое, что попадается на глаза в старом дворе из привычных детских воспоминаний – водопроводный кран. Многие из них сейчас умирают. Одни – быстро, большинство – тяжело и медленно. Именно их я и встречаю чаще всего, некоторых навещаю, как больных родственников. Но однажды я почувствовал странную связь между этими разбросанными по дворам, медленно умирающими «стойкими солдатиками». Помню, что произошло это возле крана на Ришельевской, когда я мысленно сравнил его с частью Стоунхенджа из-за каменной плиты вместо деревянной крышки.
Обычный Стоунхендж – календарь, напоминатель дней. Одесский – скорее ненавязчивый напоминатель и укоритель тем, кто возле них вырос, тем, кого он поил, купал, обстирывал.
Я запечатлел уже несколько кранов и колодцев с каменной плитой вместо деревянной крышки прежде, чем почувствовал наличие какой-то системы. Ведь каждый кран или колодец отделен от других, подобных ему, целыми улицами, чтобы сложить воедино картину из этой битой мозаики, нужно хотя бы догадываться как она должна выглядеть. Вот тут и накатило то же чувство кладоискателя, что и в детстве, когда начинаешь осваивать дворовой чердак и подвал, но с небольшой и обнадеживающей разницей: жизненный опыт подсказывал, что находка не разочарует. Если кровожадный пират выкладывал трупы своих товарищей с рукой, указывающей в сторону клада, то куда же ведет меня лабиринт найденных, увиденных мною кранов? Наверное, это система кодовых знаков, как стрелки-указатели на стенах коридоров памяти – «В сторону детства». Спасибо жильцам, бессознательно выложившим этот узор из кранов, так же как коралловые полипы образовывают рифовый остров своими жизнями. Мы не задумываемся о жизни отдельного полипа, а любуемся и пользуемся островом. Жизнь каждого одессита достойна внимания, потому что коралловый остров, который мы образуем своими жизнями – это Одесса.
Сергей Гевелюк
