Совсем другие танцы.То, что существуют ещё другие танцы знают все: другие, ну и «другие». Нет, речь пойдёт о тех других, которые производны как бы от балета, но и отличны от него, принципиально, они «постбалетны». Днепропетровская школа «Другие танцы» и организуемый нею фестиваль «Свободный танец» подарили киевлянам 2 вечера нового танца.Доподлинно о том, что такое «новый танец» нашей стране ведают, пожалуй, единицы (вот даже закавычивать приходится). Это те, которые при упоминании имени Пины Бауш радостно вздрагивают и ободряются. Посулы от отголосков днепропетровского фестиваля наполняли киевлян предвкушением зрелища действ необычайных.
Опережая события, уже произошедшие, сообщу: «предчувствия его\их не обманули». Было то, что и ожидалось, предполагалось, но более, поскольку наконец-то «живьём» довелось увидеть «театр танца». Правда не самой Бауш, а её младшей коллеги — Генриетты Хорн, и не из Вупперталя, а из Эссена. Спектакль был и впрямь замечательный, видимо потому и предложен к показу директором ЕДИНСТВЕННОГО в Украине фестиваля нового танца Мариной Лымарь.
Ещё лет 7 тому назад меня мучили вопросами поляки: «Как же так, такая школа, такой базис и ничего не появилось?». Не появилось. Благо, хоть фестиваль «Свободный танец», параллельно со школой нового танца возник, в Днепропетровске. Тут следует срочно перейти к теме «О роли личности в истории», совершенно в духе Валентина Плеханова, то бишь героическими, надмерными усилиями одиночек что-то да движется, вперёд. Однако то, что фестиваль возник не в столице, добавляет ему роскоши и баллов его организаторам. Все три увиденные постановки были разными, разных стилистик и направлений. 2 спектакля Генриетты Хорн и один Лоретты Юодкайте… Для «Зеркала Недели»
Жутковатое и одновременно прекрасное зрелище: немыслимо пластичное, бесхребетное и бескостное существо мыкается, тычется в пространстве, одновременно видоизменяется. То ли из-за верхнего, интригующего света, то ли в сочетании с отстраняющим звукорядом, всё это гипнотизирует. Пластилиновая фигура разминаемая по земле. Червяк и доископаемое творение природы, что-то нащупывающее. Его безмерно жаль, хотя сама настойчивость попыток держит внимание в напряжении. И вдруг разворот, оно распрямляется и начинается фейерверк вращения, создавая то же впечатление как при вращении фигуристов на льду. Фигура сплетается, руки бесчеловечно выворачиваются, возникает чёткая картина модификации образа, достигаемая вне спецэффектов. Прямо-таки чудо длящееся. А потом вновь, уже из бумажного мешка, это создание пытается восстановить форму свою. Всё вместе создаёт эффект возможности трансформации во что угодно, как на гончарном круге и из-за звуковой среды — не музыки, нет, эдакой покинутости. Такой виделась постановка «Сон саламандры. Картина» Лоретты Юодкайте из Литвы во второй вечер представлений «Свободного танца». А идея так и была сформулирована автором и исполнительницей, как «способность живого к трансформации и обновлению». Предложения к обновлению «Соло» Генриетты Хорн не предполагало. Там ничего не «предлагалось», танцовщица была вздёргиваема своими внутренними импульсами (похоже, тяжкими думами). Сама себе постановщик, танцовщица говорит, что об одиночестве. Человеческом одиночестве. Стол, стул, даже особенного света не было, как и музыки. Танцовщица, которая, как я видела на мастер классе, владеет в совершенстве разными, включая классический балет, техниками, виртуозно это сумела скрыть от зрителей (?!). Вы же знаете, видели КАК ходят балерины, а вот чтоб заставить балерину ходить уже (назад, возврат) по-человечески обычно невозможно. У Хорн вообще ничего особенного, танцевально-балетного не было, лишь рванные, истеричные вздрагивания. Нет, некая пластика осталась, но чтоб так спрятать (глубоко)… Вот хоть бы там повращалась, пируэт какой, арабеск сделала. Так нет. Хотя развороты и прогибы, как из кунфу или из китайского кино — вам так всё равно не развернуться — были. Вот Пина Бауш немецкий город Вупперталь всемирно известным сделала подобными постановками, но даже там от неё со временем «подустали», кабы Гёте институт её как национальное достояние не поддержал, то даже в Германии подобному не продержаться долго, а где уж нам? Кстати, уверена, что вы её всё равно знаете, так как Бауш и Педро Альмодовар поддержал, фильмом «Поговори с ней», который начинается с длинной сцены из её спектакля. Там ещё стулья были, а немолодая и не самая тощая из дам между ними бегает, между тем как молодой человек перед ней успевает их убирать (вспомнили?), но и сама Бауш там бегает (и пластика у неё получше, чем у той). И хотя все пришедшие в театр им. Леси Украинки клюнули на имя Бауш, но и Генриетта Хорн является заметной фигурой в области нового танца. Просто она училась, работала у Пины Бауш, а свой «театр танца» в Эссене создавала также вместе со всемирно известным хореографом. Той есть если определять: «а насколько всемирным», то ответ будет: «ну, это как Мэрс Кэннингем… как Морис Бежар» (ближе?), который, кстати, был лишь одним из замечательных учеников великой Ингрид Куллберг (?) или (!), не будем же мы сейчас уточнять, почему мы Бежара знаем, а Куллберг — нет. И так далее, и всё в патетике нашей страшной отстранённости от всего к современной культуре относящегося.
Так вот, второй спектакль, привезённый Генриеттой Хорн был настоящим образцом «театра танца», — кусайте локти, несчастные, кому не пришлось это видеть. От досады. Это было превосходно, совершенно и при том в высшей мере «человечно», ну, «как из жизни». «Те, что выныривают», в спектакле, увиденном в театре им. Леси Украинки, на деле были «Auftauschen», — много значимое слово, в котором от контекста может звучать и как «внезапно появляться», либо «показываться», «возникать», а то и «всплывать в памяти». Последнее совершенно точно случилось с некоторыми из зрителей, т.е. настолько точно можно воспроизвести характерные жизненные ситуации, не прибегая к помощи словес. А потому и значатся подобные спектакли как «театр» танца.
В «всплывающих», которые «Выныривающие» тоже были стулья — единственные декорации и атрибуты. На них тоже пару раз изгибались как в предыдущем действе, но затем… (ах!) было много всего. И танго, как и положено парой, но «не касаемое» один другого; как и в поединке типа армрислинга, но взглядами (как в сумо перед началом?). Было много ситуаций, их перетекание из одной в другую, с переиначиванием, а главное — был драйв. Самый, что ни на есть, неподдельный «драйв». И публика вошла в ритм и хихикала, едва не ли не участвовала в сценическом подначивании соперников. А в зале была распростёрта такая, не всегда простая… человечность, человечность человеческих взаимоотношений. 5 парней и 5 девушек отыграли (не оттанцевали) выныривающие жизненные сценки, с их возможным развитием и разрешением. Ритм задавали сами исполнители маракасами (это такие африканские взрослые погремушки) и масенькими трещотками. Всё довольно. Это надо смотреть, видеть, впитывать и получать заряд уже собственного позитивного драйва, которого может хватить надолго, будет «всплывать в памяти».
Впрочем, первоначально материал виделся одним — вербализацией виденного и просветительством относительно специфики нового танца. Однако наблюдение изнутри и за репетициями, и за мастер классами, и за самим организатором всего этого первоклассного угощения нас свежим и качественным, захотелось удостоить похвал и величаний Марину Лымарь, лично. Вот и отбор постановок был верным, и мастер классы превосходными, и всё это ей удавалось и удаётся (тьфу-тьфу). Тут подошло время вернуться к теме современности, в искусстве ли танца, нашей жизнедеятельности и способности к деятельности в самых неблагоприятных для подлинного искусства времени и обстоятельств. А ведь может же получаться «Свободный танец», как и «другие танцы» пусть и на отдельно взятой территории и изредка. А могущие пойдут дальше, хочется верить.
Ута Кильтер
|
|
|
|
Совсем другие танцы.
