«Театр танца», Пина Бауш, Генриетта Хорн и мыВ основе возникновения и успеха «Театра танца», родоначальником которого была великая (и хрупкая) Пина Бауш, немецкий хореограф, лежит идеология «Новой телесности». Принципиально иное отношение к стандартам красоты: не крайней худобы и кричащей накрашенности, но органичности самому себе. Последствия социальных и политических подвижек 60-х (в том числе феминизма), призывали к природности. Пина Бауш вывела на сцену полных и невысоких людей, а свои хореографические экспериментальные спектакли строила на свойственной им органике. Сегодня «Театр танца» Пины Бауш — классика, а мир хореографии наполнен множеством разных театров танцев. Было совершено открытие и переворот, которые прочно вошли в жизнь.Краткое введение. Пина Бауш — хореограф-новатор. Пина Бауш создала танцевальный язык, свободный от театральных условностей и стилизации. Главные организующие приёмы её постановок — сопоставление дикого (природного) и культурного начала в человеке и мире. Подмеченные бытовые вольности — «милые и забавные привычки» были выведены на сцену. В спектаклях напрочь отсутствует иерархия, они — атональны. Её фирменный ход — «интересная злость». На самом деле этот текст — презент всем читающим журнал ДНК (можете даже сохранить его в тайне), ибо знание имени и дел Пины Бауш вполне способно служить опознавательным паролем для «продвинутых» = «своих», т.е. разумеющих в современном искусстве, визуальном и пластичном, и «остальных» = «погрязших в дебрях невежества», «отсталых» и оставшихся в прошлом веке, а то и ХIХ. Итак… Вот спросите кого угодно: «Любите ли Вы балет?» и вам ответят утвердительно. Ну а как же! Пётр Ильич Чайковский, «Лебединое озеро», «Спящая красавица» красиво, благозвучно, знакомо-перезнакомо и\или «О, это восхитительное занудство, прямо-таки «Городок в табакерке», — кунштюки, слаженность, сладость-благость». Вкусно, но приторно. Безусловно, сложно представить себе воспитанного человека вне знания классического, академического балета. Однако со времён оных столько воды утекло, всё развилось и видоизменилось. Чего большинство граждан страны нашей подчас даже и не предполагает. То есть после великой (и всем известной у нас) Айседоры Дункан всюду в мире всё продолжало развиваться, а нас, законсервировав, этим продолжают питать (используя хореографический профтермин — «нафталином»). А он не только не вкусен, он — затхл. Дабы узнать поболе о всё-таки новом танце, приходится прилагать большие усилия, а чтоб увидать живьём, так и вовсе, доселе — чудо дивное. И оно случилось. В Киеве «показывали» моноспектакль и настоящий «театр танца» Folkwang Tanzstudio, созданного самой Пиной Бауш совместно с Генриеттой Хорн. Труппа, возглавляемая младшей коллегой Бауш, уже номинированной и реномированной Генриеттой Хорн, работает при одной из самых престижных европейских академий танца Folkwangschule в Эссене. Тут, однако, потребуется несколько основополагающих положений. Сегодня Пина Бауш — классик нового искусства, при чём числящийся в номинации визуальное искусство, куда входит и видео арт, и видео данс; в номинации искусство перформанса; родоначальник «театра танца» и лично, за что, к примеру, награждена самой престижной премией, вручаемой в Таормине «За вклад в развитие культуры»; на её премьеры в Вупперталь (Германия) специально съезжаются журналисты со всего мира… (это так, вкратце). А исследователи определяют ее Театр танца как результат удачного сочетания «экстатического экспрессионизма» с северно-европейской драмой. Её постановки — драма и предельный натурализм. Там присутствует история, сюжет, не могущие быть переданными иными формами искусства. Зато исполнители могут кричать, бриться, вскрикивать, орать, умываться, хлопать, топать, шуршать и совершать ежедневные (бытовые) действия. Используются самые разные танцевальные языки: от балета до… чего угодно. Все участники имеют «разные размеры и сложение». Характерное отличие — ансамбль, нет солистов и статистов, массовки; каждому дано слово, которое он способен выразить на своём (техническом) языке. Дэнсеры могут оглаживать, поглаживать друг друга или «поддавать пыткам» (так сказано, на деле, думается, и на видео мы видели, что «третировать», «терроризировать»). Телесность стала для Пины Бауш материалом исследований, но она заставила её и говорить. В постановках использовались торты, кремы, кетчупы; они могли проходить в воде или в воздухе, на природе. Возникнув в конце 70-ых театр Пины Бауш исследовал выразительные возможности тела как искусства визуального, пластичного. Подчас постановки воспринимались как экстремальные, как провокации, но они были столь убедительны и выразительны, что довольно скоро породили невероятное число последователей, а сегодня уже стало классикой, прочно вошло как стилистика и вид творчества. НО, есть последователи и есть продолжатели. Есть, сумевшие в выработанную стилистику влить свежую кровь, сказать собственное слово — выразить свой мир посредством пластики. Таковой стала Генриетта Хорн. Ну а теперь пришло время описать фрагмент хореографической кухни, увиденной на мастер классе хореографа в «Великій репетиційній залі» центра Курбаса. На полу лежат в расслабленных позах танцовщики, в состоянии полного рилэкса, — с закрытыми глазами. Затем медленно начинают сползаются в кучу, плотную. Под подзывание Генриетты: «Бли-и-иже, бли-и-иже» (прямо как Каа из мультика). Затем образовывается совершенная куча-мала. И вот тут начинается всамделишная контактная ипровизация. Она строится на реакции на малейшую перемену позиции любого, — находя для себя более комфортное положение, человек приводит это месиво в движение-шевеление. Всё происходит (делается) очень состредоточенно-серьёзно и успокоённо, при полном доверии-открытости — чувствовании всех (глаза-то по-прежнему закрыты). Впечатление незабываемое! Хотя я не уверена что мне самой хотелось бы в том клубке находиться. Впрочем, нет, наверное бы хотелось. Продолжительность пребывания в таком состоянии\положении участников заставила думать о том, что танец всё таки, как ни верти, искусство темпоральное. Сколько же они времени тратят на тренировки! А постановки!! Как и музыка, театр, — они ведь тоже искусство темпоральное — длящееся во времени. Это искусство временнОе и временное, — «Вот оно было и нету». Немецкий хореограф поясняет, что замедленное, предельно расслабленное движение как раз и позволяет найти оптимальное положение для себя, при том органичное другим! (- Вот так-то!, У.К.) Необходимость взаимодействия со многими порождает и ответственность. Что создаёт доверие». Чуть-чуть распутаем клубок… Итак, в городе Днепропетровске уже в шестой раз проходил фестиваль «Свободный танец», а туда к ним приезжают подчас такие звёзды, что Гёте Институту стало уже как-то и неудобно перед столицей. Вот киевлян и угостили чем-то свеженьким и настоящим. В Днепропетровске же фестиваль существует исключительно стараниями такой продвинутой дамы и гениального организатора как Марина Лымарь со товарищи. Что они там у себя смотрят, можно только воображать, а тут было «Соло» и «Те, которые выныривают», иной вариант названия: «Всплывающее в памяти». Постановка вызывала ассоциативный ряд\ряды и у наших зрителей. Хотя то, чем в первую очередь поразил театр танца из Эссена так это «ансамблевость». Там был ансамбль, такое единство и единение, «що завидки брали». Органичность во всём. Да, но по окончанию спектакля у вышедших пообщаться (захотелось сказать актёров) много спрашивали о технике, тренировках и «базисе» (не школе, не их системе личностного обучения, а, конечно же, о владении техникой академического балета… хм, всё не оттуда). Музыкальный ряд постановки включал пару мелодийных вставок «типа балканских» (веселящих, a la Кустурица) и танговых, а основной тон и ритм задавали маракасы, затем трещотки самих исполнителей. Они сами себе, под себя, строили темп. Кстати, в лексиконе специалистов (и продвинутых личностей) нового танца, их называют «дэнсерами», так: ДЭНСЕР, дабы отличить и отделить от танцовщиков, балерин и иже с ними. Пластика была максимально приближена к натуральности движений. Фантастической памяткой остался неповторимый жест щелканья с раскрыванием, откидыванием на стуле. Было и шумное дыхание, говорение, подначивание, крики, общение и соперничество. Забавной была сцена, до хихиканья в зале (и многозначной), пародии на армрислинг, но взглядами. И это правда, не только словом, но и взглядом можно убить-победить! Как останется незабываемой воспроизводимая ситуация «все ополчились на одного», — оставшийся в одиночестве должен (может) быть третирован. Была и прямая иллюстрация к украинской идиоме: «мені все фіолетово» (начхать на всё). Драматургия постановки неожиданным способом соединяла сценки и ситуации, держала в эмоциональном напряжении: чем же это завершиться, во что разрешиться. Довольно, довольно, — всего не описать. Ибо суть в другом — новый танец, а особенно «театр танца», порождённый Пиной Бауш способен максимально остро и точно являть людям их настоящее. А Генриетта Хорн так и повторяла, что её задача — явить «NOW» — теперь, вот сейчас. Потому может казаться, что в «театру танца» свойственен даже излишний бытовизм, в котором ведь тоже есть своя пластика! Суметь вытащить её на сцену — ЯВИТЬ, и ради этого прятать выучку, ради реалистичности. За то их и называют театр танца. Там — человеческая драма. «Выныривающие…» — отличный образчик «Театра танца», но и оригинальный. (Можно я позволю себе сказать: «классный!»?) Представилось мне и удовольствие пообщаться с Генриеттой Хорн. Она спокойная, уравновешенная, тощая, умная, директору труппы на вид около 32-х лет, терпеливая — внимательная (тут следует употребить по адресу термин «толерантная»): «Новый танец» — не форма, не концепт, но всегда «обо мне» и «теперь» (это её специфическое, ключевое понятие «НАУ» — У.К.). Балет — это грёза, воздух, фантазия, чего бы нам бы хотелось бы. Это — «БЫ», условность и есть балет. «NOW» — то, что уже имеется, но не вполне, оно изменяется, набирает форму, а ты это замечаешь…(довольно туманно, но убедительно — У.К.). Это вам не 60-ые, когда искусство верило (и сколько всего породило), что способно изменить мир к лучшему, однако отступать нельзя. На сегодня всё делается, всё сделано, всё станцовано, все темы подняты — нечего уже открывать, но и не нужно, — «now» — это простая человечность. Хотя есть ощущение, что мы на пороге движения — изменения». Каюсь, стремясь добиться максимально чёткого прояснения, мною был учинён почти что допрос об этом её «now».
Г.Х.: «… это — меняющееся настоящее, неподвластное вербальному переводу, формиулировке… (а для меня это звучало как текст к современному визуальному искусству. Нo ведь во французском и польском так и есть «арт пластик», что максимально сопредельно визуальному искусству, не изобразительному,. — У.К.) «now» — это моё «сейчас», «теперь», которое я впитываю отовсюду. Ведь я работаю с энергетикой человека, куда, кстати, «новая музыка» отменно вписывается. Нет, не новая академическая, а новая». Кстати, в постановке «Те, кто выныривает» ритмообразующим началом служило также дыхание, протяжённость движения — очень, очень грамотно, здорово и потому, якобы, и незаметно. На мой якобы наивный вопрос, не жаль ли времени, я к примеру, лучше бы лежала да книжку читала, чем как скульптор прилаживать, да ещё и ансамблю, пластику Генриетта Хорн отвечала: «Безусловно, сложность нашей профессии в необходимости держать свой инструмент — собственное тело в форме. Повтор, ещё повтор и… рождается новое качество, мысль — пластическая мысль, её нельзя из головы выдумать, её нужно выделать как шкуру, своим телом, жестом, хореографией. Затем она фиксируется, чтоб на сцене было воспроизводимое движение пластической мысли». Кстати, всё это превосходным образом вписывается в идеологию «Новой телесности», кстати, сломавшей стандарт (не до конца и не у нас) канона красоты и изящества. Ныне канон в ином, в естественности, органичности самому человеку. Наверное потому один из дэнсеров был с такой настоящей небритостью, едва ли не бородой. Ну я и спросила его про бороду. А они засмеялись (наверное, дикости моей), отвечали, что это принято так (?!), а в Бельгии так и вообще модно — хорошим тоном считается — дэнсеру быть сильно небритым… Я хочу сказать, что это не курьёз и не прихоть, а отражение отличия танцовщика нового танца от классического «голого как у актёра лица», — они не лицедеи, они — Художники. Перед завершением я вам расскажу о самом забавном зрелище: это — балерины на дискотеке или в ночном клубе, пытающиеся танцевать под техно, — настоящие «гадкие утята», неуклюжие неумёхи. Они правда не отсюда, здесь они выглядят антикварным недоразумением. Из буклета фестиваля хочется выдернуть цитату от Пины Бауш, которую часто цитируют, и мы тоже: «Меньше всего я интересуюсь тем, КАК люди движутся, меня интересует, ЧТО ими движет». Единственный в Украине фестиваль нового танца «Свободный танец» заверяет, что он обращён ко всякому, кто услышал (и повиновался) импульсу, идущему изнутри и задающему образ движения. Для «Зеркала Недели»
Ута Кильтер
|
«Театр танца», Пина Бауш, Генриетта Хорн и мы
